Предыдущая   На главную   Содержание   Следующая     ЮРИЙ ПЕРФИЛЬЕВ Юрий Перфильев — поэт. Родился в 1951 году в Сочи. Окончил Ростовский-на-Дону институт инженеров транспорта и Московскую юридическую академию. Автор четырех поэтических книг и многих публикаций в литературных журналах и газетах. Член Союза писателей России. Живет и работает в Москве. * * * Поэт в России больше, чем омлет из двух яиц на блюде постпространства известного, где ныне дух гражданства горой за мух отдельно от котлет. Тому, чей знак поставлен на поток неравенства свободного от братства, отпущены халдейство и пиратство, приписки и зачистки между строк, семь пятниц на неделе, а в году, неделя без которого - в эфире мочить подряд, а не молить о лире, поскольку перелирие во рту. Поэт в России больший раритет, чем трезвенник, но многоточье зрений стирается за фокусом нацпремий и плавно переходит в нацфуршет. *** Не суди по себе сгоряча. По словам невзначай не суди, ни отмычки от них, ни ключа, ни в конце, ни в начале пути. По лицу – первый встречный двулик, поперечные с ним заодно. Невесомая тяжесть улик по глазное приходится дно. Не суди наугад по годам, по ходам и числу хромосом. Был задуман двуполым Адам, образцовым ушёл праотцом. Между тем не суди и другим, отличаются кармы от карм. По наветам слагается гимн небожителям и простакам. Не ряди по безделице дней, и разборам полётов у птиц. Правда в том, что неправда о ней по природе не знает границ. И не важно, другой или тот, лучше поздно, но разом, поди, навсегда по Арбату уйдёт на ночь глядя, сама посуди. *** Притворяешься проще, чем дверь, запираешься крепче её. Из новинок ландшафта, поверь, идеальная поросль быльё. То чего не поставят на вид, в оборот не возьмут и кольцо обещаний, лишь некий дивид перед зеркалом спрячет лицо. Мы напрасны, как буквы без слов и воздушные ямы теней. Паруса распирает улов самой пристальной из пристаней. Затекает зрачок по вине перспективы недолгой. Светло – ночь бела, как горячка. Извне не доходит, что участь свело. *** Не суди по себе сгоряча. По словам невзначай не суди, ни отмычки от них, ни ключа, ни в конце, ни в начале пути. По лицу – первый встречный двулик, поперечные с ним заодно. Невесомая тяжесть улик по глазное приходится дно. Не суди наугад по годам, по ходам и числу хромосом. Был задуман двуполым Адам, образцовым ушёл праотцом. Между тем не суди и другим, отличаются кармы от карм. По наветам слагается гимн небожителям и простакам. Не ряди по безделице дней, и разборам полётов у птиц. Правда в том, что неправда о ней по природе не знает границ. И не важно, другой или тот, лучше поздно, но разом, поди, навсегда по Арбату уйдёт на ночь глядя, сама посуди. *** Слепой проявляется случай водицей слепого дождя, слепое оконце падучей болезни - по шляпку гвоздя, программы, согласно которой, посредством нехитрых идей глобальная выйдет контора ослепших, как слепки людей. Когда за чертою огласки, войну искупая и мир, тактильные меры и краски на свой переладят эфир. Ослов золотых Апулея упрямый положат завет. Дотронься, на пальцах нулея, теряется скорости свет. *** В половине шестого, какого ни есть, утра по следам домового, бездомного по приметам, ухожу с полуслова, пока не убрали трап в одиночное плаванье между зимой и летом. Ухожу, как однажды, в забытый теперь народ, в пересчет на потери, в дозор, не разувши бельма, в карнавальный разбор – за бортом из последних Норд выдувает гирлянды с огнями святого Эльма. Ухожу, опознавшись не комнатой, а другой, без оглядки вразнос, колесом сход-развал штурвала. Патронажные феи снимают, как сон рукой, не вдогонку вопрос, а усталость в ответ металла. Ухожу, как приходят в себя, пережив обман бесполезного зрения – новый ковчег, как Ноев. За Волшебной Горой упивается Томас Манн Мировой, как война, переменой своих героев. В половине чего-то, какого Бог весть, числа, на исходе двенадцати: месяцев, святок, Блока(?)- счёты сводят для верности в дюжинах, с чьих-то глаз ухожу, в самый раз, как досадная поволока. *** Метафора разлада – непогода. Синоптики кивают на апрель. Весны, как никогда, ждала природа, а снег всё донимает, дуралей. Трамвайно – привокзальные под слякоть пасхальную расходятся пути. На глаз, любых чернил не хватит плакать, чтобы на йоту повод отвести. Истории плевать на опечатки. Апостол и носитель кошелька меняется, как вымученный Чацкий, и медлит поцелуем у виска. С учтивостью кошмара и повадок исправленному верить недосуг. Осадок обезбоженный не сладок. Как порох, голос в трубке сух у сук. *** Опять пора охоты к перемене не мест, но правил, судя по всему, неволи пуще, на бесхозной сцене идет прогон очередной из смут. Театр осенний: метят медью трубы, солянкой сборной пичкают партер, гитан гитары, барабан Гекубы, канкан валькирий и парад геттер. Приказчик главный, дирижер и трикстер готовит, как третейский персонаж, пакет идей контрольный, словно выстрел в затылок, натощак, под "Отче Наш". *** Опять пора охоты к перемене не мест, но правил, судя по всему, неволи пуще, на бесхозной сцене идет прогон очередной из смут. Театр осенний: метят медью трубы, солянкой сборной пичкают партер, гитан гитары, барабан Гекубы, канкан валькирий и парад геттер. Приказчик главный, дирижер и трикстер готовит, как третейский персонаж, пакет идей контрольный, словно выстрел в затылок, натощак, под "Отче Наш". *** Не пишется. А так, ни с чем и ниоткуда. В расчете на одни, другие наживать долги. Мелькнет во сне надежда - барракуда и липкий, как июль, с ногами на кровать случится страх. Беда по ведомству Гефеста, античный адюльтер, языческий роман. С огнем под облака пошаливает феста, под именем своим скрывается обман. Не там ли где болид несётся на подмогу желаниям зевак, по скорости змеясь, постигшая себя "пустыня внемлет Богу" и звезды заодно налаживают связь. Счастливой, как зима, чьи песни по привычке наигрываешь ты на дольках тростника, не там ли, отворив соцветия кавычки, сбывается апрель - погонщик языка. Попытки наугад нуждаются с лихвою в подробностях о том, а что же после нас, от басен пастухов про Дафниса и Хлою до баек про потоп и прочий ватерпас. Легенд невпроворот в запасе у патрона небес. Апперитив похож на валидол, пока официант - посыльный Посейдона морских осколков блеск не выложит на стол. *** Послушай, как ветер хлопочет, свои выбирая круги. Колотит в колодезный почеп, твердит Командора шаги. Пастушьи выводит пастиши сквозь щели - жалейки, костёр опавших в охапку под крыши гоняет, как пьяный лифтёр. Кульбиты в окне и глиссады, опасные крены оси. Как письма, чужие досады листает под тремор осин. От реплик про donner, бишь wetter ни шатко, ни валко ему. Лишь рэппер страдает, как Вертер, ненужный теперь никому.. *** Поостынь и в душу мне не лезь, ни к чему ей лишний переплёт. Это не душевная болезнь, а от боли дальний перелёт по весне. Пока не надоест муз остерегаться, как людей. Сумма не меняется от мест перемен навязчивых идей. Не по ком и некому звонить, белый шум плотнее полотна. Помнишь про связующую нить, скоро обрывается она. Прочие выстраивают ряд, больше ненароком - только тронь. Бросишь второпях последний взгляд беглый, как противника огонь. Вымолчишь своё – не обещать, вымолишь на голову тугу. Я не зарекался не прощать, разве что прощаться не могу *** Мой приёмник полусумрак, кипятком помех обдав, ловит голос Имы Сумак за пределами октав. Перехватывает летку - енку и рыдает джаз. Мама слушает соседку и разводит керогаз. Коммунальные хоромы до приличия просты, призеркалья палиндромы режут кривду. На пустырь снег слетает втихомолку, одиночеством пропах, как забившийся под ёлку кот забытый в сапогах. *** время приближается заметь коли недосуг хоть на лету листья переплавлены как медь контрабандным золотом на ту сторону реки заброшен сад в тыл глухой и спетая полей песенка выходит на фасад пустоши как эхо пропилей с первыми из равных тет а тет видимость готовности во сто крат сильней по азимуту в цвет алым наливается восток в книге постоянных перемен временных обязанностей круг вырванный контекстами момент истины насилу сходит с рук флюгер кругозора однолюб феб как webарбайтер обалдел небо нецелованное губ нега неприкаянная тел против ожидания аврал в логове забытых языков ровно кто-то вспомнить обещал а потом остыл и был таков ВЕЛИКИЕ ОЗЁРА И НЕ ОЧЕНЬ водой обжитый город абордаж пиратских копий навыки ужиться весны невыносимый раскардаш в себе неповторимые вещицы ну что ещё оставить на потом для разом надвигающейся прозы как хороши как свежи были розы и суп с неунывающим котом ПОРТРЕТ НА ФОНЕ ДОЖДЯ Когда исчерпаны предлоги на всякий случай мельтешить, сидишь на кухонной треноге, как пифия, и медлишь жить. Узор прокуренного блюдца по колориту и нутру вне конкуренции. Очнуться - на совесть подневольный труд. По радио горланят горны, валторны схватывают суть. Чему " все возрасты покорны " не вспомнить, если не уснуть. На днях замешенное тесто иллюзий скисло заодно. Восточно-водосточный деспот по жести трахает окно. СОСЕД Время времени вослед покрывает нас. Гонит патоку сосед на медовый Спас. На второй, подавно, маг кулинарный в срок подсыпает тёртый мак в яблочный пирог. А уже на третий Спас, ни к чему хвосты, житом сдабривает квас и кроит холсты. Отмеряет от стопы, пешеходный сноб, жатвы первые снопы и последний сноп. Без ветрил и без руля, жизнь и так взаймы, по снега идёт в поля посреди зимы. Оставаясь не у дел "по душам" бесед - неумён и неумел, сам себе сосед. *** Мы - одни как реликтовый лес, но другие, когда прибирают нас к рукам и лирический бес увлекает оравой на раут. Козлодраний подушный ремикс, попурри колыбельных и нений, где под маской решения Икс - опереточный бог уравнений. *** База данных о смерти пуста, ни при чём обороты погоста. Полумесяц не дальше Креста и Гексакля ввиду Холокоста. Авраамовы дети сошлись на прямой - не разъехаться. То ли оступились все разом, то лишь на ходу перепутали роли. *** Холодеет внутри от обновы перемен, означающих нас. Новогодней квадриги подковы отбивают двеннадцатый час. Безразмерные сердцем потуги разделить расположен эфир. Безупречны прелюдии, фуги, темперирован классно клавир. Сарабанды, потом мадригалы полюбовно сменяются. В такт обрывают рулады кимвалы и дробятся пассажи токатт. Пасторальным открыты высотам за окном Водолей, Волопас. Это время всерьёз, как по нотам, разыграть собирается нас. На издержки диастол и систол отзываются эвуки из тех, что выкладывал старый транзистор под помехи свои без помех. И сдавалось на ропот хорала, уходящего в рокот волны, что ещё далеко до финала, как до Бога, с любой стороны. НАКАНУНЕ Люди спят, а когда умирают, просыпаются Утро предвосхищает тягу отгородиться от океана окон, сваленных вдоль Гудзона грудой запасок солнца в строгой неразберихе. Ветра фальцет на части режет как слух пространство. Зной распекает спины улиц привычных к слухам. Их опровергнут завтра хроники бывших башен. Сводки обзаведутся цифрами о потерях веры всеобщей в нечто большее, чем достаток Счёты не с жизнью сводят, точно концы с концами. Жертвы не цель, а средство перемещений мести. Слеп, как Самсон, участок мозга в клубке извилин, сном обращённый в ярость разума миллионов. Настежь бессильны своды мира над головами, что не прочнее в деле радужной оболочки мыльных овалов, нашим переносимых вздохом. Их совершенство ныне утро подстерегает. P.S. Пачикову Степану Инициалы, как постскриптум провинциального письма потенциального конфликту за примесь горечи ума, что паче чаяний третейских и софтпожарных повитух равняет русский и индейский, удинский и кэтскильский дух. ФОТОГРАФИИ Слева направо: Степан Пачиков*, Георгий Вайнер, Ю Перфильев *Степан Пачиков - легендарный IT-аксакал, один из самых успешных стартапщиков СССР и всея Руси, главный архитектор Evernote и организатор, по крайней мере, двух успешных софтверных стартапов**. **Cартап (англ. запускать), например новую инновационную идею. Ю.Перфильев и Г. Вайнер.*** *** Георгий Вайнер (1938-2009) - известный писатель и сценарист.