|
||||||||||||||||
| ТАТЬЯНА СЫРЫЩЕВА
(1915-2008) Татьяна Яковлевна Сырыщева, поэт, автор ряда поэтических сборников, чьи стихи заняли достойное место в больших поэтических антологиях «Строфы века» и «Московская муза». Татьяна Яковлевна прожила большую жизнь, через одно короткое касание она связана с поэтами серебряного века. Она дружила и переписывалась с Корнеем Чуковским, Николаем Старшиновым, а в русском зарубежье – с Иваном Елагиным и Ольгой Анстей. К одной из ее книг написал предисловие Александр Межиров. Круг ее читателей составляли очень достойные люди, но он не был широк, этот круг. Мы надеемся, что публикуемая подборка этот круг расширит. *** На высокую насыпь положены шпалы, а над ними бегут поезда, поезда… Каждый поезд – как будто на землю упала И распалась на множество окон звезда. Поезда, вы меня захватить собирались, вы, конечно, об этом забыли давно! По линейке прочерчен вдали веспералис, * и вечернее небо еще не темно. Каждый поезд – разрыв, каждый поезд – разлука, что мне делать с моей журавлиной тоской! Я как мальчик вчерашний: владелица лука, а иду с перевязанной белым рукой. ............................................................... * Веспералис – вытянутые в линию облака на вечернем небе. *** О любовь, леденеющая, будто озеро Сенеж! Ничего не поделаешь, ничего не изменишь. Ни герои, ни зрители не уйдут от развязки: Выцветают со временем даже чистые краски, Испаряются музыкой, отзвучав, разговоры, Отношения вряд ли долговечней фарфора. Отношения бьются, словно чашки и блюдца… Но стихи остаются. Стихи остаются! УМЫВАНЬЕ Прихвачу полотенце и мыльце И вдоль Волги пойду по песку. Я могла бы и с лодки умыться, Да привыкла ходить к роднику. Он мне чем-то всегда помогает. Чист душой, ясноглаз и смешлив, Из ольшаника он выбегает, С незабудкой проститься забыв. Его цель, его скромное счастье – Солнцу, ветру, пескам вопреки Стать волной, невеликою частью Родники приютившей реки. *** Отец умывался, а я изнывала От скуки: я медленно воду сливала На руки, на голову полуседую… Стояла, сливала, в душе негодуя. Я синий старинный кувшин наклоняла Раз десять, но было и этого мало, Чтоб смыть изобильную мыльную пену! Мгновенно б умыться, а он – постепенно!.. Он фыркал, глядел голубеющим глазам На ту, в ком еще не опомнился разум… Отдать бы мне опыт – Дневной и вечерний – За утро одно Этой службы дочерней! КРАСКИ ДИОНИСИЯ Опираясь на плечи своих сыновей, Сходит старец к воде, что зари розовей. Пестрой гальки кайма и озерная гладь… Здесь он будет для росписей краски искать. Рядом камни – как камни, в них чуткости нет, А вот этот оставил оранжевый след… Вот лиловый, вот охристой глины кусок!.. Светлый замысел фресок, как небо, высок. Стар художник, но духом еще не устал. Он возьмется расписывать главный портал. Он уж видит от мук отдохнувшую мать… Две прислужницы девочку будут купать… Радость жизни мерещится всюду ему. Солнце позднее гонит вечернюю тьму, И закат берегами вдоль озера сжат, И цветные дары под ногами лежат. НЕБО В КОЛОДЦЕ Небо светилось на дне колодца – В каменном, темном мешке глубоком. Небо устало с бедой бороться, Грустно глядело подземным оком. Билось пустое ведро о камни. Я колесу подбавляла ходу. Падая, билось ядро боками И наконец погружалось в воду. А колесо было – род штурвала. Возле него напряженно стоя, Синь из колодца я доставала, Небо смеялось в ведре с водою. |
