|
||||||||||||||||
АННА ВИНОГРАДОВА Анна Виноградова – физик по образованию, лирик по натуре. Человек очень общительный, по возможности не расстающийся (хотя бы мысленно или в письмах) с обретёнными за жизнь друзьями и знакомыми. Давным-давно закончила физический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова и уже больше 30 лет работает в Институте физики атмосферы им. А.М. Обухова Российской Академии наук. Кандидат физико-математических наук и доктор географических наук. Оформление своих мыслей в виде стихов начала ещё со школьных лет, но первый сборник «Строй души», куда вошли стихи за все предыдущие годы, выпустила только в 2010 г. Однако результат обдумывания и обобщения нашей многогранной жизни и разных судеб не всегда удаётся уложить в стихотворные строки. Поэтому в свои книжечки она часто вместе со стихами включает и прозаические фрагменты. Анна Виноградова – член Союза литераторов России, её публикации можно найти в Интернете в электронных изданиях «45 параллель», «Зарубежные задворки», «На середине мира». Подборка «Места» – это стихи разных лет о любимой Москве, а также несколько сьтхотворных зарисовок, вывезенных из командировок и путешествий. МЕСТА * * * В Макарьевом монастыре белье сушилось на дворе, пилили мужики дрова… Едва кружилась голова от осени, пронзившей высь… Куда-то птицы пронеслись… А у старинного окошка задумчиво сидела кошка. 1978 НАСЛЕДСТВО В закоулках московских дворов затерялась весеннею ранью… На окошках краснеют герани, вдоль сараев – поленицы дров, и черемухи ласковый куст прямо в форточку лезет букетом. Я сюда прихожу за советом и не раз еще в жизни вернусь. Дом не тот. Наш сломали давно. Но скрипят половицы, как в нашем. И, как прежде, Наташу и Сашу выкликает чужое окно, и печные заслонки звенят… Кадры памяти счет потеряли… Отражаясь на крышке рояля, блики прошлого сердце щемят. 1980 МОСКОВСКИЕ ВАРИАЦИИ I. ПРОГУЛКА Мы в Москве, а не в Анталии! Здесь размякли тротуары. Мне пришлось купить сандалии по цене модельной пары. В раскалённых переулочках, вспоминая свежесть моря, почему-то в старой булочной покупаю эскимо я. На бульваре возле Цирка я заняла кусочек тени… А вокруг – сигналят, фыркают, точно звери на арене. Зажигалкой нервно чиркая, сыплет пепел на колени паренёк в цветастых шортиках. …Солнце, жаркое до чёртиков, чёрным пятнышком в зрачке чертит тени на песке... Светофоры гонят волнами запах гари над бульваром. Эта жизнь, как море, полная, раздаёт сюжеты – даром. II. В ПОЛЁТЕ Невозможно узнать этот солнцем разморенный город! Словно печи – дома, между ними машины плывут. Я лечу над Москвой… Наплевать, что не так уже молод! – Я по-прежнему счастлив, что в городе этом живу. Отцвели уж давно одуванчик, жасмин и сирени. В переулочках старых – не каждому их отыскать! Нынче липы в цвету. Не боясь миражей и мигрени, в их густом аромате водила гулять меня мать. В этом мареве жизнь (и пространство, и время) как будто заблудилась, задумалась, даже затихла на миг. Я, как птица, хочу, угадав эту чудо-минуту, воспарить над Москвой, бросив сверху восторженный крик… III. НОВОГОДНЕЕ ГРУСТНОЕ Каждый год – не напишешь… Пожеланья всё те же: чтобы небо – повыше, ну а лучик – пусть брезжит. Только голос всё тише, да свиданья всё реже… …………………………………………………… Снегири прилетели… То морозы, то слякоть. Снова ночью капели в окна просятся – плакать. Поснимали гирлянды новогодние ёлки: «Снегири нам нарядней разукрасят иголки!» И доверчиво светят снегириные грудки… Утром радостный ветер их сорвёт до побудки, ярко-рыжие перья (или ржавые листья?) свалит в кучу под дверью… Взмахом ветреной кисти будет гнать до рассвета по усталым бульварам конфетти и конфеты, одинокую пару, карнавальные маски, мишуру, кастаньеты, запоздавшие сказки, что сложили поэты… …………………………………………………. Ледяные метели никого не услышат, заморозят капели до сосулек на крыше… …Мы так много успели, только голос – всё тише. IV. ЯСЕНЬ Обледенел, пощады не просил. Взмахнул ветвями из последних сил, но подломилась ясеня рука, и стало нечем упереться в облака… Он рухнул вниз. – Разбился груз оков. И больше не достать до облаков… Среди сугробов, в блеске хрусталей, раскинув радугой сплетения ветвей, как люстра из большой парадной залы, мгновенью, солнцу, дню наперерез лежал тот ясень, сброшенный с небес… И всё ещё земля под ним дрожала... Торжественный хрусталь небесные вандалы разбили вдребезги – на тысячи зеркал, толпа незрячая, хрустя, по ним бежала, а город – щурился, шептался и сверкал… V. Старинное паникадило (я много раз под ним ходила) неровно освещало храм, деля пространство пополам, по временам то свет, то тени отбрасывая даже в сени. Держась за бабушкин подол, роняя воск на бедный пол, под гул торжественных речей в коптящем сумраке свечей, бесстрашно глядя в потолок, ребёнок лишь увидеть мог, как воздух, в купол устремясь, колышет радужную вязь… С тех пор прошло немало лет, и бабушки давно уж нет… Но хор, церковный полусвет и запах ладана – тоской всю жизнь тревожат мой покой… VI. ЦВЕТНОЙ БУЛЬВАР Где ты, детства Цветной бульвар?! Здесь так много сошлось впервые: терпеливых скамеек выи, клёны красные, как пожар, к облакам улетевший шар, на песке – письмена кривые… Здесь в промокших насквозь кустах мне впервые явилась лошадь. Вот на ней бы скакать на площадь Трубную – трубам в такт! Лошадь… в яблоках на боках, чуть кося своим глазом карим, съела полностью мой гербарий, душу трогая за рукав. Над бульваром кричали птицы по весне; как дымком клубиться начинал тополиный пух. Аромат – выбирай из двух: запах цирка и запах рынка. Блеск цветов, что несли в корзинках тётки в тёмных ещё платках. Я – с мороженым на щеках. …Нынче лошадь уж не позвать. Молча в ряд – молодые липки, строй скамеечек очень хлипкий – не разляжешься, как в кровать. Всё не то, хоть цветное фото. Ну, когда же сумеет кто-то нашу память оцифровать?! VII. МОСКОВСКОЕ Поведи меня по твоей Москве. Пусть звонят колокольные небыли. Вышивает снег по седой канве переулки, где вместе мы не были. Не узнать своих: вдоль по улице силуэты позёмкой коробятся, светофор ослеп – еле щурится. Да и ладно: никто не торопится. Санки скрипнули, и фонарь погас. Помнишь? Следующий – возле Булочной. Прокати меня в наш последний раз по сугробам в твоём переулочке. Всем нам, выпавшим из московских гнёзд, окольцованным с детства бульварами, проходных дворов сто заплат внахлёст держат памяти рубище старое. Не найдём теней – тех ночей темней, что болезнями детскими заспаны. Замела метель, а Москва – под ней, та, которой гордимся и хвастаем. ПИТЕР Если в городе есть река, я оставлю наверняка часть души на её воде – тёплый свет отражать звезде. Если в городе есть гора, подарю, как придёт пора, нитку чёток ушедших дней облакам, что плывут над ней. Если в городе льют дожди, не дождусь… – и меня не жди: унесёт вода под мосты ветром сорванные мечты. …В этом городе фонари от зари горят до зари, загоняя реальный свет в ускользающий силуэт. Там действительно есть река, нет горы, но дождит слегка. И, настойчивей мотылька, не секунды стучат, – века. ВОСПОМИНАНИЯ О PORNICHET I. На берегах Бискайского залива закончился сезон. Приливы и отливы шлифуют снова бухт пустынных кривизну. И бьёт волна, дробя в себе луну, и ветер учит вновь упрямую сосну, куда смотреть, откуда ждать зимы... Гуляют чайки, странно молчаливы... Нам этот мир так кажется счастливым, но есть в нём чужаки, и это – мы. II. Здесь на влажном песке отпечатались тени незнакомых руке океанских растений. Здесь щекою к щеке, многоликий и полный, разложил на песке океан свои волны. А поверх натоптали собаки и птицы, – все, кому повезло в этом месте родиться. ВЕНА I. ПЕРВАЯ ГРОЗА Точно грянули в колокол у Марии-на-Пристани, рассыпаясь над городом колокольными брызгами да весенними грозами, небеса окаянные, словно высекли розгами землю ливнями рьяными. II. МИРНОЕ Птицами разбуженное утро. Солнцу далеко ещё до стражи. Тени сдали втихаря кому-то серые дворы под экипажи. Чёрный дрозд беседует на клёне, вереницы снов переиначив, сам с собой о чём-нибудь зелёном, приносящем каждый год удачу. Крадучись, идёт по крышам Вены, облаками сглаживая шпили, новый день над маленькой Вселенной, где на время Время позабыли. * * * Утро. Сочи. Воскресенье. То ли осень, то ли лето. Капли солнечного света (то ли мёд, то ли варенье), как вчерашняя газета, на скамейке остаются. Парус, облачного цвета, тает ближе к горизонту, как размякшая конфета в пальцах пришлой амазонки. …Кофе пролито на блюдце. От безделья нет спасенья. Мячик шлёпает по корту, кто-то плещется в бассейне. Нет в природе звуков forte. Утро. Сочи. Воскресенье. МОЙ КОКТЕБЕЛЬ Отцветают миндаль, мирабель, зреют белые гроздья акаций… Я приеду к тебе, Коктебель, я приеду – с тобой попрощаться. Я увижу всё то, что не смог этот век разметать, как цунами, я волну приласкаю у ног и опять поцелую песок, если он не завален камнями. Пробегу по тропе между скал, поднимусь к облакам среди маков… Вспомню всех, кто здесь что-то писал, кто любил, целовался и плакал. Тамариск и полынь, Коктебель, сладкой горечью сердце заполнят… Пусть качают души колыбель – «Коктебель, Коктебель, Коктебель…» – моря Чёрного синие волны. МЕКСИКА. КОНЕЦ ВОСКРЕСНОГО БАЗАРА Расплавленное солнечное жало слепящим золотом сползало средь выбоин заношенных камней на душном дне цветного мексиканского базара – очарования, неведомого мне. Истошно требовали дети себе игрушек, леденца у разомлевшего отца, что шёл рядами с банкой пива и был единственным счастливым на этом свете до конца. Как надоевшая настойчивая муха, терзала ухо разноголосица торговцев. А вдали шарманку без конца и без начала крутил старик, и музыка звучала нездешним фоном – «Натали…» … Тележка мальчика баюкала-качала на куче апельсинов. Фонари, как луны, плыли вдоль причала… 2016 |
||||||||||||||||
