|
||||||||||||||||
Варвара Оленина родилась в г. Ржеве Тверской области. Детские годы прошли в г. Ростове Великом Ярославской области (эвакуация), с 1946 г. — в ГДР, по месту военной службы отца. С 1950 г. по настоящее время живёт в Москве. Окончила Московский авиационный институт. Работала в конструкторских бюро авиационно-космической отрасли, с 1972 до 2012 - в самолётостроительной корпорации «МиГ», где в последние годы руководила одним из проектных подразделений ОКБ. Стихи пишет с юных лет, занималась в известных московских литобъединениях Владимира Дагурова, Григория Левина, Елены Аксельрод, Владислава Фатьянова. Член Московской городской организации Союза писателей России. Публикации в коллективных сборниках стихов: «Голоса с Земли» (1999г), «Крылья любви» (2002г), изд-во МАИ, газете «Единение» (Австралия), ежегодных альманахах «Золотые протуберанцы», «SOSтояние», «Акватория муз», (с 2005 по 2015г), выпускаемых ЛИТО «Орбита-1» при ДК МАИ. Участник межобластных фестивалей поэзии и музыки в п.Дубровский Моск.обл. Победитель конкурсов на лучшую поэтическую подборку в альманахах «Золотые протуберанцы», 2008г., и «SOSтояние», 2011г., изд. БФРГТЗ «СЛОВО» под редакцией В.И.Фатьянова. «По складу ума – всегда поиск, желание дойти «до сути», тонко чувствует природу, теплота и свет внутри. Стихи сами, без веления автора, складываются в глубокую искреннюю книгу-исповедь, словно крылья мудрой и сильной птицы, то приближающейся к земле, то удаляющейся в небо. » (В.И.Фатьянов, 2005г) «Увиденное и пережитое, радостное и болевое, передуманное, прочувствованное – вот критерий, где так цельно бьётся сердце, дышат лёгкие, смотрят глаза очень тонкого и талантливого человека. » (О Варваре Олениной из альманаха «Лауреаты и номинанты «Орбиты1»», 2010г) ЛИРИКА *** Чудную песнь повторить боюсь – вспыхивает лицо... Вслед за движением Ваших уст звуков ловлю кольцо. В радуге слов замираю вновь – музыка – обо мне! Выше блаженства, выше снов и ожиданий вне. Благодарю за мгновение, за чистоту огня.., за высоту вдохновения, выбравшего меня. Слёзы туманят взгляд и даль, сквозь облака иду... Всех невоспетых прекрасных жаль в калейдоскопе дум... *** Представлю: вечер, тишина... И Вы за письменным столом моим, у самого окна... В руках – любимый синий том. Ваш голос мне рисует даль, Равенну и Флоренцию... Прекрасную Италию тревожным русским сердцем... Я на диване, кругом рук колени обозначив, от наслаждения замру, от нежности заплачу... *** Был миг больной, тревожный, душный – меня пронзил, обнял твой взгляд! Вдруг тело стало непослушным, и свет исчез, смятенью рад... Ты сделал шаг. К стене прижалась в борьбе с горячею волной... Ушёл в себя... Я пробуждалась... И возвращался мир со мной: всё тот же зал... Пейзажи в рамах... Твои глаза, окаменев, пропали в ярких синих травах. А за окном всё снег и снег... *** Надо мною – светом – небо да глаза твои! Как бессмысленно, нелепо разлучать двоих! Ты болотами похищен, заблудился в снах, а меня оставил нищей в четырёх стенах! У т о л и м о и п е ч а л и! Крылья обрети, из кикиморовой дали в дом мой прилети! *** Безлюдно утро на Молчановке. Вход – со двора. Гостями, мудрыми в отчаянье – пурги игра – явились, снежные и грешные. В передней – мрак, скамья и веник... И одеждами тряхнув кой–как, застыли, замерли нечаянно... В ресницах снег слезой блестит... Был миг молчания прекрасней всех! В музейных комнатах – так бережно – хозяйкой – Тишь, чтоб ощутили время прежнее и взгляд картин. В тот зал, где музыка, к танцующим, в улыбки, смех войти так хочется нам, будущим! А в окнах – снег... Для одиночества и творчества был мезонин. Все вещи в комнате – рабочие: мольберт, камин, столы и книги, лампа, мелочи... Не помнить – грех! Всё свято, где рождался Лермонтов, и в окнах – снег. Всё лучшее в тот день уместится – печаль и свет... Мишель... И поцелуй на лестнице... И в окнах снег. *** Рассвет ещё не наступил, но я не сплю, а птахи заоконный писк ловлю, коплю, чтоб можно было слиться мне всей гаммой чувств с Тобой в голосовой волне Твоих пичуг… Над морем розовый настил на небесах… Хочу, чтоб Ты меня простил, чтоб голоса природы, что тебе родней, и солнца шар в воображении, во сне явили шанс мне оправдаться, рассказать, как хлопочу, доверясь птичьим голосам.., как я грущу… *** За ручьем – начало – первозданный мир. Отгони усталость. Для меня возьми тишину у елей, трепет у осин… Пролетят недели… Нежность не гаси. Обойми глазами одинокий дол, в нем найди устами ключ с живой водой. Птице вторит эхо. Знаю, на заре холод – не помеха, коль еще гореть продолжает сердце. Если искры нет, впустит отогреться солнечный рассвет… И обнимет осень, разольет покой… За меня попросит – чрез леса – строкой… *** Вот эти улицы, скамейки и деревья так ожидать любили нас, встречать и уводить от суеты... и верили: мы не изменим, даже сгоряча. Как странно... нет поклона.., шляпы.., трости... и плакали деревья, что одна брожу по улицам, под зонтиком, иль просто, что я одна осталась им верна… *** Мне хочется бездомной быть, в пустынных улицах бродить, былые раны бередить, хоть чем–то жить. С тетрадкою в своём углу, не доверяя и столу, воображаю снег и мглу, и дом – скалу. Так неприступно холодна в безликом городе она, как закалённая жена, а я – луна. И в эту каменную грудь мне и луне не заглянуть, и потому наш мимо путь, и в этом – суть. *** Без тебя – пустота, пустота… Вышла в парк – налетели тучи… Ах, упущенное наверстать, даже за день, что далью мучит, не удастся… Так солнца луч не пробьется сквозь тьмы завесу, не отыщешь к покою ключ в неизвестности… Только лесу мои странствия по душе… В нем разлука не так угрюма, и замедленное туше ублажает и слух, и думы… *** Камешки.. Камка. Волна. Запах моря… В гамме радость и вина ранят, спорят… Брызги, пена… Солнце… Даль… Слёзы в горле – Близость прежняя… Мистраль просьбе вторит: вспомни! В сердце оживи нашу юность – боль, смятение любви, бесприютность… Гальку пляжа, ласку вод под ногами… Эпатажных восемь нот… Свод над нами… Запах моря так пьянит! Память свята. Птаху – чайку не гони! Драма… Ялта… *** Так непохоже на игру... В словах порывистость и твердость. Минуты эти я, мой друг, в тебе любила прежде "лорда"... Твои природные черты в момент успеха иль фиаско предпочитала внешней маске, где мог играть на все лады. Сегодня легкая метель и "набережная" безлюдна... А в перспективе без затей глазам надежно и уютно. В плену подвижной пелены фонарный ряд лишь обозначен, и тусклые шары иначе желтеют в чарах тишины... Сливаются в одно: Покров когда-то в белых хлопьях вязких и та неповторимость снов, что не доступна "снежной маске". Расплывчатость событий, дат, и растворение пространства... Во мне покой и постоянство... Твой голос... Слово... Снегопад... Замоскворечье Небо над Москвою снежной пылью сыплет очертанья зыблет ветреной волною. Так уютно в шубке по Замоскворечью мне идти, беспечной, улыбаясь шутке кавалера в строгом белом одеянье, что «автостояньем» окрестил дорогу. Вспоминать собранье в палевой гостиной, зеркала, картины, мысли… под звучанье старого рояля. И метельный вечер, музыку и речи позабыть едва ли… Даже Вагнер светел, чист, как снегопад… Черепаший ряд шуб, машин… И – ветер… *** Как давно не виделись, лишь звонки - "по случаю". Нет в архиве "Видео", годы невезучие в наших судьбах... Помнится, как февраль завьюживал в поле, где паломницей пробивалась к южному берегу извилистой речки за околицу к низенькому, мглистому домику с оконцами... Огонёк то ль прячется, то вдруг померещится... Плыть в пурге - ребячество, то ли в сердце - трещина? *** Наконец-то метель! Хлопья лапками затуманили пруд, леса.., растопыренными, нежно хваткими, коготками цепляют за воротник меховой, бывший огненным, за ресницы - защиту глаз... Но как вспыхивает свет особенный в самом сердце в тот самый час! Отчего так мила вьюга белая? Веет музыкой, дарит слог... То ли память - скиталица генная? То ли будущего залог? *** «На дворе уже вьюжит февраль…» Слава богу, окрест побелело – и лесок, и озёрная даль, дачный домик, осиротелый… А дорога! – Белым бела! И не в тягость командировка. «На дворе уже вьюжит февраль…» Это чья–то строка так робко мне явилась под стук колёс в электричке за мутью окон, ностальгически, вдруг до слёз растревожила… Вскрыла кокон, сотворённый таким трудом! – в одиночестве и тревоге… Видно силясь не зреть Содом, я забыла, что свет от Бога. «На дворе уже вьюжит февраль…» – Что за лирика в лихолетье?! Но в пустыне нашла Агарь воду живу и путь в бессмертье. СМЕНА ТЕМЫ *** Тоненькую ветку, что из песни русской, треплет ветер едкий: веером – излом! А ворона метко склевывает бусы, встряхивая редко лишь одним крылом. Серая большая, еще ниже клонит уцелевший шарик на забор, к земле. Птице не мешает слабосилье кроны – как на алой шали плавает в заре... *** И были барские усадьбы, была поповская слободка, и были похороны, свадьбы, по Обше плавали на лодках. Плоты вязали и сплавляли до самой Риги в половодье, однако не оскудевали лесные, рыбные угодья. По берегам стояли сёла; крестьяне вспахивали поле; был детский глаз, как лён, весёлый; и холм – в небесном ореоле… Дней без работы не бывало: и печнику найдётся дельце, и вздымщику, и шаповалу, и пряхе! Ценятся умельцы! Всё было, а теперь – безлюдье, горят оставленные избы… И кто – ответчики, кто – судьи, Земле заброшенной не вызнать. *** Буратино – на верёвочке! Ручки, ножки – вдоль! И – в стороны! Я ж столбом стою в стороночке, чтоб не стать добычей Ворону. Лапы Ворона когтистые цепко держат нити в воздухе, чтоб приструнивать неистовых… ручки, ножки, чтоб – без роздыха, по команде – вправо, влево ли, чтоб забыли высь небесную, чтоб не мыслили, а делали… да с улыбкою, да с песнею! *** Памяти убиенных родных Надежды и Елены, на 40 дней, с. Покров, Оленино. У родимых крестов могильных перекличка веков в страде – миротворствуют жизни гимны в клювах аистов на гнезде барабана былого Храма... Поднимись, не скорби, душа! Жизнь безжалостна, но упряма, может правой рукой круша, левой – птиц выпускать на волю... Вечный камень – силач-валун почернел от огня и боли, отпустив брёвен крест в углу улетевшего в небо дома... Жмётся лошадь к моим плечам... Пустота... и немного лома... Гуси носятся, гогоча... Уцелело хозяйство, нет лишь свет-хозяюшек, милых лиц... На минуту – покой и тишь... и любовь в небеса без границ... *** Что опять не даёт покоя? Обыденность бытия? Все недели, все дни мирское. Дух немотствует, с ним – и я. Подступает тоска глухая… Потянуло домой – в Покров. В узел стягивает «благая» мысль – сбежать от земных даров – в неустройство, в разор, в пучину боли родственного гнезда, вне осмысливанья причины! Просто, мне без крыла – беда! *** Наша галактика с бешеной скоростью мчится в неведомое никуда. Чаша схоластика с брешами в совести тщится быть вычерпанной до Суда. Листья осенние, листья опавшие, в чёрную землю навеки уйдут. Счастье стремления — счастье вчерашнее — тёмное семя в осеннем саду. Сможет ли вырасти чудо из хаоса? Страх отмести? Ни о чём не тужить? Высшею милостью голову страуса вытащить к свету в новую жизнь? ЗОНА ОТВЕТА Читая Николая Бокова После падения – месяц безделья. Лампа, диван, костыли… Стенами-книгами замкнута келья. Думою дни её длить! В келье темно, а за окнами лето. Угол… очки… тишина… Где обрету свою «Зону ответа»? В воображении? Снах? Боков – попутчиком… Страны, дороги… Монастыри – как звено… Небу – его благодарные строки! Кромке лазури пред сном, то – её дело: уставшее тело вытащить из «визави», из «онемело», из «наболело», в просинь надежды, любви к Божьему миру и свету оттуда… Вспомни Эммаус Луки! Бомж или нищий, хоть чуточку чуда зная, являет – другим. Бродят по тропам судеб пилигримы, тайну Святую храня… «Зона ответа», – к тебе? или мимо? Где же Ты встретишь меня? *** Новый год осторожно с обочины подлетел к моему огоньку, обогнув пустоту червоточины и доверившись сквозняку. Я киваю и хлопаю форточкой: - Юный, ветреный, не простудись до поры пока хоть малой горсточки не расскажешь, что впереди. Русый отрок молчит, только молится, с ним и я.... Фейерверки - жуть! Пробегает зверьком ночь-невольница, уступая рассвету путь. *** «И вот в мае, когда начали цвести одуванчики и зажужжали шмели…» О.Николаева Спасибо, Господи, за всё! за тайну грусти, что в детство ангел принесёт... И нет напутствий. А в юности среди огней мирских исканий так одиноко в стороне вдруг ангел встанет и заслонит своим крылом дорогу в бездну. И всё, что сделал ты, – на слом! Очнёшься трезвым! Но грусть о чём-то неземном тревожит душу, когда один взойдёшь на холм, чтоб эхо слушать. А зрелость медленно вольёт свои пределы, но ангел вдруг растопит лёд в усталом теле. К закату жизни обретёшь златую дверцу, и не посмеют нож и ложь коснуться сердца. Простор и тишь! А не престиж! Свободны – птицы! О, ангел мой, меня простишь, уходят лица… Спасибо, Господи, за всё, за свет лазури… За тихое свеченье сёл в стихии бури… За одиночество в пути, и поиск сути… За все туманности... прости... за тайну грусти… |
||||||||||||||||
